Стереотип о том, будто спортивные медицина и наука за рубежом развиты лучше, всё ещё достаточно силён. Тем не менее в последнее время элитарные белорусские спортсмены, в том числе выступающие за иностранные команды, всё чаще подчёркивают высочайший профессионализм наших специалистов. И в преддверии Дня белорусской науки мы пообщались с директором РНПЦ спорта Геннадием ЗАГОРОДНЫМ, у которого прежде всего поинтересовались, не пожалел ли он о слиянии два года назад двух структур — Республиканского центра спортивной медицины и НИИ спорта.
— Ни в коем случае. При создании РНПЦ мы взяли за основу вариант, уже имевшийся в системе Минздрава. Он позволяет объединить собственно практическую работу врачей и учёных, что и пытаемся сделать, чтобы не было отдельных научного локомотива, медицинского, а также внутренних и внешних аналитиков, сверху интерпретирующих любые результаты.
— По-настоящему развернуться наверняка не даёт отсутствие собственной базы?
— К сожалению, это действительно большая проблема. Потому что медицинская часть, помимо нашего центрального офиса на улице Воронянского, включает ещё пять филиалов по Минску и району, расположенных при РЦОПах по лёгкой атлетике, теннису, на «Минск-Арене», в «Раубичах» и «Стайках». Научные же исследования по-прежнему проводятся на базе БГУФК на проспекте Победителей. И объединить их в единый научно-медицинский блок не всегда бывает удобно.
— Есть ли надежда справить новоселье в 2017 году?
— Похоже, нет. Но, по крайней мере, нам пообещали в первом-втором квартале возобновить строительство 7-этажного здания РНПЦ. Все необходимые документы уже собраны и подготовлены на уровне Совмина. На то, чтобы завершить возведение объекта и туда въехать, потребуется порядка 28 млн рублей. В принципе, это небольшая для государства сумма. А с учётом того, что в 2019 году в Минске пройдут Европейские игры, вопрос обретения собственной современной базы приобретает особую актуальность. Это даст толчок развитию спортивной науки, позволит качественно отработать на самом форуме и всем иностранным коллегам показать, что мы, скажем так, не лыком шиты.
НАМ ЕСТЬ ЧТО ПРЕДЛОЖИТЬ
— Вашим предшественникам из НИИ спорта приходилось сталкиваться с проблемой отсутствия средств на реализацию научных работ, их внедрение. С созданием РНПЦ что-то изменилось?
— Начнём с того, что в 2015 году мы практически с нуля возродили институт комплексных научных групп. Как врач, долго работавший с национальными сборными по футболу и хоккею, я видел, что нельзя объять необъятное: самому закрыть все вопросы диетологии, психологии, травматологии, биомеханики… Безусловно, мне приходилось подключать внешние ресурсы. И вот для того, чтобы тренер и врач команды смогли получить полноценную поддержку и информацию, мы решили вернуться к КНГ. Их смысл в том, что по заявке тренера и врача национальной сборной формируется группа специалистов, которые выезжают на учебно-тренировочный сбор и решают те задачи, которые перед ними поставили. Но чтобы мы могли внедрить свои разработки в ходе такого сотрудничества, инициатива, повторюсь, должна исходить от тренера и врача команды, а не только от нас. Нам есть что предложить. Я держу, как говорят, руку на пульсе и довольно плотно работаю с нашими российскими коллегами, частенько по их приглашениям выступаю на различных конференциях и могу с полной ответственностью сказать, что мы ничуть от них не отстаём. У нас под ногами лежит много того, что можно переформатировать и использовать.
Первая КНГ в 2015 году в соответствии с имеющейся законодательной базой у нас начала работать в прыжках на батуте. В ту группу вошли кардиолог, психолог и психиатр, биомеханик, физиолог, диетолог. Не могу утверждать, что только этим объясняется наш успех на Олимпиаде в Рио, но, думаю, свой вклад мы тоже внесли. В дальнейшем создавали бригады по этому же типу, беря за основу механизм, который уже был опробован в биатлоне или гребле на байдарках и каноэ.
— А чем отличается научное сопровождение стреляющих лыжников?
— По ряду причин в спортивной подготовке мы зачастую надеемся на какого-то чужого дядю, который придёт с готовой революционной методикой и совершит настоящий прорыв. В качестве яркого примера можно привести любой вид спорта, где часто меняются тренеры, — тот же футбол, хоккей. Нередко эти иностранные специалисты оказываются обычными временщиками, которых на деле интересуют не столько результаты, сколько деньги. А в биатлоне наблюдается систематизированный подход. Что касается внедрения, о котором говорили выше, то оно заключается не в том, чтобы предложить, условно, два раза бить по мячу правой ногой и три — левой или передвигаться с подскоком, а в использовании всего того лучшего, что уже описано в учебниках и различных научных статьях, проанализировано и систематизировано. У нас же есть специалисты, которые заявляют, будто они работают по конспектам, к примеру, Лобановского. А достижениями Валерия Васильевича похвастаться не могут. И не удивительно. Ведь на него работала вся Украина, у него материала для исследования было в избытке. А мы в большинстве видов спорта таким выбором похвастаться не можем. Поэтому грамотные тренеры акцент делают на качество тренировки, на правильность выполнения задания, упражнений, а не на объём. Вы же прекрасно понимаете, что из железа можно собрать «Запорожец», а можно — «Мерседес», так и в спорте.
ПУТЁМ ПРОБ И ОШИБОК
— Белорусские гребцы одними из первых начали делать генетические тесты…
— Генетические срезы актуальны, но они более эффективны на этапе ранней специализации и совершенствования мастерства
— в возрасте 12-13, в крайнем случае 16 лет, когда стоит вопрос, имеет ли смысл вкладывать в подростка достаточно серьёзные средства, если у него не активен тот или иной ген или их группа. Генетика же позволяет отобрать людей, имеющих предпосылки к какому-то виду спорта либо, напротив, выявить тех, кто к условному времени достигнет мёртвой точки в спортивном развитии и никакие фармакологические препараты не помогут с неё сдвинуться. Вопрос интерпретации результатов генетических исследований пока стоит достаточно остро.
Возвращаясь к гребцам: они внедряют и другие наработки, активно сотрудничая со специалистами Гомельского и Полесского университетов. И всё благодаря ищущей связке в лице главного тренера Владимира Шантаровича и врача Елены Каллаур. Настоящие профессионалы стараются опробовать разные исследования или методики, идеи, а потом отбирают то, что подходит. Именно путём проб и ошибок тот же Шантарович отфильтровал средства и технологии, которые дают результат. По учебнику стать великим тренером невозможно. Это же можно сказать и об Игоре Петренко в греко-римской борьбе, Анатолии Буяльском в баскетболе, работавшем в тесном контакте с Ириной Степановой.
— Ещё не так давно тренеры и спортсмены зачастую настолько недооценивали важность качественного научного сопровождения подготовки, что их приходилось зазывать: мол, придите, мы вам поможем…
— Не хочу никого критиковать или восхвалять. Пока у нас ещё нет полностью выстроенной, систематизированной схемы подготовки спортсменов. Именно этим мы в первую очередь и занялись. Мы попытались объединить всю электронную базу результатов наших спортсменов. Чтобы не получилось так: нашли по одному показателю за 2014 год, 2012-й и 2006-й, и что с ними делать, не понятно. Когда же человек проходит биохимическое обследование пять раз в течение года, можно узнать хотя бы его индивидуальную норму.
Вторая важнейшая задача — это укрепление кадров. Мы привлекли как уже остепенённых, так и молодых специалистов. Почти все наши сотрудники за эти два года прошли курсы повышения квалификации. Многие из них, как уже говорил, стали выезжать на учебно-тренировочные сборы: к примеру, Наталья Шведова — с легкоатлетами, Екатерина Ветчинкина — с биатлонистами. С целью изучить климатические, географические условия и особенности адаптации в Южной Корее, биохимик Наталья Шераш сейчас с лыжниками улетает на этап Кубка мира в Пьенчан. Психо-физиологи Екатерина Скрипка и Екатерина Пастак отправились в стрельбу из лука и плавание. С пловцами активно отработала и Алла Баскакова. Леонид Шкуматов уже многие годы входит в группу Владимира Шантаровича. Не претендуя пока на уровень хайтека, мы стараемся классифицировать, систематизировать и внедрить то, что есть.
Хочу обратить внимание на ещё один важный момент — два раза в год мы выпускаем свой научный журнал. И если поначалу он издавался исключительно для внутреннего пользования, то сейчас уже стал международным и по трём дисциплинам, рекомендованным ВАК для публикации результатов диссертационных исследований. Кроме того, мы сотрудничаем с Российским индексом научного цитирования (РИНЦ). Это относительно независимая научно-метрическая система учёта, позволяющая увидеть, сколько человек прочитает вашу публикацию. Но самое главное: если другой учёный при написании своей статьи сделает ссылку на вашу, вам начислят определённые баллы, и таким образом можно увидеть степень востребованности работы. Я могу иметь 1000 публикаций, но если их цитировали только 10 человек, значит, такова их цена. Мы же этот показатель РИНЦ за год увеличили в два раза — за счёт того, что систематизировали всё, что есть, и за счёт размещения журнала в России. Вместе с тем вопрос пиара у нас в нужной степени пока ещё не отработан. Если кто-то из звёзд развёлся или попал в аварию, об этом трубит вся пресса, а о наших разработках, пусть они и не нобелевские или хайтековские, но наши, родные, знает лишь узкий круг. Отчасти отсюда и комплекс неполноценности, который порой давит и на принятие решения, и на оценку ситуации.
СТАВКА — НА РЕАБИЛИТАЦИЮ
— А какими исследованиями наш РНПЦ может гордиться?
— Прежде всего, разработками по мобильной биохимии. Во-вторых, нагрузочным тестированием с газоанализом на современном оборудовании. Это тоже позволяет грамотно, по мировым стандартам определить уровень функциональной готовности спортсменов, не просто сказать, готов или «закислен», а показать это на конкретных цифрах. В-третьих, думаю, и наш метод стабилометрии входит в топ-3 на пространстве СНГ. В основе в том числе и физической работоспособности лежит гармоничное соотношение процессов возбуждения и торможения в головном мозге. Скажем, вы бросили камешек в воду. И если волны от него быстро затухли, значит, вода хорошая. А физическую нагрузку мы рассматриваем как своего рода камень. Чем быстрее после неё человеческий организм возвращается в состояние устойчивого равновесия, тем здоровее спортсмен. Этот дисбаланс может нарушаться и на фоне утомления, неправильного питания, каких-то личных проблем. И стабилометрия позволяет определить, почему, к примеру, стрелок «мажет» на седьмой или второй выстрел. Возможно, он неправильно руку держит, и её достаточно сдвинуть на один градус от себя, что изменит тонкое чувство устойчивости.
— А располагаете ли вы необходимой аппаратурой для быстрого определения функционального состояния спортсменов?
— Можно купить и переносной компьютерный томограф, но нужно чётко понимать, что техника должна соответствовать уровню образования специалиста. С учётом этого мы в настоящий момент находимся в паритете. Конечно, хотелось бы обзавестись новой диагностической аппаратурой. Хотя согласно стратегическому плану развития собираемся больший акцент делать не столько на диагностику, сколько на реабилитацию и профилактику травм и заболеваний. Например, перед Олимпиадой мы очень хорошо отработали теоретическое обоснование адаптации. Я не слышал, чтобы кто-то из спортсменов пожаловался на сон, аппетит или ещё что-то. Это стало возможно благодаря тому, что вместе с Минспорта нашли оптимальный вариант перелёта. Раннее утреннее прибытие в Бразилию значительно улучшило скорость временной акклиматизации. Это своего рода тоже внедрение.
Опять же благодаря тому, что Министерство спорта и туризма идёт навстречу, на базе спорткомплекса на улице Калиновского открываем отделение глубокой реабилитации для спортсменов после длительной потери работоспособности. Самое главное, что нам удалось привлечь двух известных в Беларуси сотрудников, фамилии которых пока называть не буду, и в ближайшее время ждём ещё одного. Для отделения построили зал лечебной физкультуры, приобрели часть высокотехнологичного оборудования и кое-что сейчас собираемся докупить. И я очень надеюсь, что летом мы громко заявим о себе, потому что этих специалистов все спортсмены, сталкивавшиеся с серьёзными проблемами, хорошо знают. В основном они занимаются кинезиотерапией, то есть правильной лечебной физкультурой, индивидуальным подбором упражнений с учётом травм, выпавшего функционального звена.
— Вместе с тем элитарные спортсмены всё ещё нередко предпочитают делать операции за границей. Тот же Антон Кушнир после триумфа в Сочи с этой целью летал в Испанию. Срабатывает старый стереотип: за границей лучше?
— Смотря о какой операции идёт речь. Под одну гребёнку нельзя всех стричь. Тому же Кушниру в прошлом году мы организовывали реабилитацию в Сочи. А вообще, если речь идёт о повреждении мениска, то его можно смело оперировать у нас, переднюю же крестообразную связку, особенно с высокой степенью сочетанности (потому что нередко атлет получает сразу две-три травмы и плюс нарушение биомеханики, которые надолго выбивают из строя), наверное, лучше за рубежом. Хотя и там однозначно удачный исход не всегда гарантируется. Ведь бывают очень сложные случаи. Тот же Андрей Кравченко сделал уже четыре операции в Финляндии. После первой из них стало понятно, что есть нюансы. После второй, начав плотно работать со спортсменом, не смог его переубедить. Последнюю операцию Андрею недавно провели уже в Италии, куда поедет и на реабилитацию. И я очень надеюсь, что он восстановится и вернётся на прежний уровень. Как и в любой другой отрасли, здесь всё зависит от того, есть ли специалисты, которым можно доверять. Если речь идёт о конкретных травмах колена, локтя, то я точно знаю, что отправлю людей в Европу и получу результат. А тема повреждения мышц или паховых грыж мне меньше знакома. Поэтому, прежде чем куда-то ехать и раскручивать спонсоров, нужно обязательно проконсультироваться у своих специалистов. Я однозначно могу утверждать, что травматологическая помощь у нас на достаточно высоком уровне. Кроме того, при возникновении экстренных вопросов либо оперативного вмешательства мы обращаемся к директору РНПЦ травматологии и ортопедии Александру Белецкому, который всегда идёт навстречу.
— И есть ли возможность у специалистов РНПЦ осваивать лучший зарубежный опыт?
— Да. В плане реабилитации и травматологии я плотно работаю с итальянцами. Моим коллегам немножко помогают немцы. По каждому из направлений работаем также с россиянами. Но для себя сделал вывод, что лучше, чем дома, нигде условий нет. Здесь у нас в соратниках и Белорусская медицинская академия последипломного образования (БелМАПО), и система Минзрава. Так что было бы только желание искать и творить.
Елена ДАНИЛЬЧЕНКО
